– Ира, воды! – задыхаясь от нестерпимого жара, обжигающего легкие, крикнул он.

Святой еще сильнее прижал Николая к земле и стал сгребать пригоршни сухой, рассыпчатой глины и забрасывать ею Серегина.

По двору кружились мотоциклисты. Звуки сигналов перемешивались с ревом двигателей и треском горящей «восьмерки». Хлебнувшие крови молодые шакалы наслаждались делом рук своих. Они закладывали вокруг Святого петли, как стая стервятников над скорой поживой.

– Загораете, чмошники? – издевался подонок в модной «косухе». – Ментам заложите – запрем в избе и сожгем. Может, отлить на плуга?

Наградой «остряку» было дружное жеребячье ржание.

Святой сбил огонь с Серегина и, обессиленный, лег рядом с другом, не упуская из виду мотоциклистов.

«Только бы придуркам не ударило в голову переехать нас!» – пульсировала мысль в голове Святого. На всякий случай он нащупал камень.

Моторизованное стадо словно сорвалось с тормозов. Они устроили настоящее автородео на вздыбленных мотоциклах, соревнуясь, кто ближе подъедет и успеет остановиться перед противником.

Неожиданно в дикий рев моторов ворвался хлопок пистолетного выстрела. Затем еще и еще…

Каждая марка стрелкового оружия имеет свой индивидуальный голос, неповторимый и единственный. Стреляли из «стечкина» – девятимиллиметрового пистолета с механизмом замедления темпа стрельбы.

«Стечкин» состоял на вооружении спецслужб: Комитета госбезопасности, подразделений частей специального назначения, оперативных групп Министерства внутренних дел. Его голос Святой мог безошибочно отличить от сотни других. А в Афганистане и Чечне он сам пользовался этим пистолетом.

Парней выстрелы испугали. Будь они поопытнее, поняли бы – стреляют вверх, не по людям. Мотоциклисты стрелой вылетели на деревенский проселок.

Утром Василия пришлось отвезти в районную больницу. Нервный шок и перенесенные побои обострили приступы боли в позвоночнике. Снять их можно было уколами морфия, а лекарства такого рода были только в больнице.

Серегин вызвался помочь санитарам донести носилки до «Скорой помощи».

– У вас ожог на лице! Необходимо осмотреть, продезинфицировать! – убеждал его врач. – А что случилось с вашими волосами?

Николай пригладил остатки сгоревших волос, через которые просвечивала розовая кожа. Левая щека пузырилась огромным волдырем.

– С-сменил фасон прически, – ответил Серегин, немного заикаясь после контузии при взрыве.

– А у вас что, пожар был? – спросил любопытный доктор и показал на остов сгоревшей машины.

– Метеорит упал! – отрезал Николай. – Вези друга в лазарет! Стоишь тут, лясы точишь! Мы сами свои раны залижем!

За каждое произнесенное слово Серегину приходилось расплачиваться мучительной болью – огромный волдырь стягивал кожу.

Ира уехала вместе с Василием, пообещав к вечеру вернуться на попутке или пешком. Оставшиеся «мушкетеры» уселись на крылечке и принялись обсуждать кошмарную ночь.

– Котелок трещит, точно после перепоя! – пожаловался Серегин, растирая виски ладонями. – Фанерой пролетел.

– Повезло, в ватнике был, – сказал Святой и схватился за бок.

– Тебе, командир, случаем, ребра не сломали? Дай пощупаю!

– Курочек московских щупай! – поморщился Святой. – И дернул тебя черт с этими твоими лобстерами… Машину небось жаль?

– Тачку? Мало-мало жалко! – признался Николай, обозревая еще дымящуюся груду обгоревшего металла. – Распредвал планировал поменять! Ты, командир, несчастья к себе притягиваешь, – вздохнул он.

– Так беги от меня!

– Сейчас, разогнался! Без меня ты сразу пропадешь! – слабо улыбнулся Серегин. – В город поедем?

– Поедем! – ответил Святой. – Ниточка слабая, но, может, выведет к сволочам. Морды их я сфотографировал и две кликухи запомнил: Котя да Савел. Кстати, ты выстрелы слышал?

– Я же в отрубке валялся, – напомнил Николай. – Может, дед Павел пугал? У него берданка имеется!

– «Стечкин» бил! – покачал головой Святой.

– Откуда в деревне такой ствол?

– Вот и я думаю – откуда? – задумчиво произнес Святой. – Знаешь, у меня подозрение, что нас кто-то пасет. Следит за каждым нашим шагом.

Серегин скептически рассмеялся:

– Больное воображение. Никому мы не нужны. Может, это вовсе и не выстрелы были. Рванул бензобак, обшивка внутри машины лопалась, и по голове нам настучали здорово, вот и пригрезилось.

– Нет, Колян! Я отчетливо слышал: стреляли из «стечкина», – упрямо твердил Святой. – Ладно, это не самое главное. Надо Василию украденное вернуть. Мы должны найти потир…

– Барану понятно! – согласился Серегин. – И щенков вместе с этим Гаглоевым пощекотать!

– Для Васи чаша и церковь вроде якоря, которым он за жизнь цепляется. Я землю зубами грызть буду, но потир найду. Надоело скотов разных прощать! Ты, Коля, можешь отвалить, я гуманными методами пользоваться не стану, и на законы мне плевать! – звенел металл в голосе Святого. – Если боишься испачкаться, со мной не связывайся…

– Благородного репетируешь! – грубо прервал бывшего командира Серегин. От обиды его лицо перекосилось. – Испачкаться… Эх, командир! Не таким ты был в киргизской пустыне и в Оше. Лажу не порол. Мы – один взвод! Были им, им и остались!

Святой едва успел схватить оскорбленного друга за рукав рубашки.

– Извини. Понесло меня не в ту степь! Распустил нервишки. Так что? К вечеру выступаем?

– Походной колонной? – спросил Серегин. Не в его привычках было долго держать обиду на товарищей.

– На Нижний Тагил! – подхватил Святой.

Зал игральных автоматов «Эльдорадо» еще хранил следы посещения драчливых игроков. Несколько аппаратов украшали таблички со стандартной надписью: «Не работает».

А в остальном все оставалось по-прежнему: сизый табачный дым под потолком, сгорбленные спины играющих, звон жетонов, перемигивание бегущих огней, пивные банки, заполненные окурками, и смятые пластиковые стаканы во всех углах.

– Хеллоу, Петруша! – Серегин перевесился через деревянную стойку. – Мы вернулись! Узнал?

Узнать Николая было непросто. Кожа от ожога на щеке стала сине-багровой, обгоревшие волосы он сбрил, бровей и ресниц тоже не было.

– Здрасте! – пролепетал, узнавая, зеленолицый парнишка, медленно поднимаясь с насиженного места. – Опять играть будете?

– Я, Петро, в кино буду играть, в новой серии про Фантомаса. А-ха-ха! – Николай довольно удачно изобразил популярного когда-то киногероя.

Из глубины зала, бесцеремонно толкая посетителей, к ним спешил облепленный пластырем Боца.

– О, салют! – устремился с протянутой рукой к качку Николай. – Обдираем трудовой народ как липку?